Было тихо.
Сквозь шторы пробивался утренний свет.
Узкая щель между почти полностью сомкнутыми полотнищами штор, казалось, притягивала все пылинки, что были в комнате: они толкались и кружили в узкой полоске света, так и норовя подольше просветиться, подобно маленьким искоркам от затухающего костра рассвета.
Тонкое рассветное лезвие рассекло комнату надвое и остановилось на фарфоровой куколке-цветочнице. В волосах девушки запутались яркие блики, рассыпались по ресницам и пестрому платьицу и расцветили корзинку с фарфоровыми розочками, которую…
-Нет, нет, нет, не могу так больше! – запричитала цветочница. - Не могу больше смотреть на эти проклятые розы! Век бы их не видеть!
Не будь подол её платья полым, она бы топнула ножкой, непременно обутой в премилый башмачок.
- Ах, выпустить бы их из хоть на чуть-чуть! И взять, к примеру, зонтик… Кружевной зонтик на тоненькой ножке… Ах, как изящно он бы смотрелся в моих руках…
- … будь на них кружевные перчатки, а на преглупенькой вашей головке – шляпка, их тех, на которых из-за бантиков и перьев и тульи-то не видно… - ехидно добавил черт в бархатном камзоле, вальяжно облокотившийся на край своей табакерки, видавшей и лучшие времена. – А пока радовались бы и цветочкам своим, чай, не метлой вас наградили и не коромыслом с ведрами…